Лея Гольдберг
В моём переводе
Окончание
Б
Дорит поднимается по белым ступенькам. Её руки полны ракушек и камней. Её светлые кудряшки, искорка буйного пламени Юли, почти прозрачны в сумеречном свете – цветок одуванчика на ветру. Говорить она начинает ещё на ступеньках. Её детский голос заполняет всё пространство:
"Один мальчик рассказал, что он был в Хайфе. По дороге стреляли. Много-много выстрелов! Может быть до самого большого числа. А один человек в автобусе, которого, как и папу, ранили в ногу, жутко кричал. Изо всех сил".
"Иди есть", - сказала мать Шани.
Но Дорит кончает свою фразу:
- А я сказала ему, что мой папа не кричал даже тогда, когда ему отрезали ногу, потому что он самый большой герой!".
"Иди есть!", - повторяет мать. И в её глазах блестит слеза, смешанная с жалостью, страхом, любовью и враждой по отношению к собственному сыну и девочке.
"Нет", - решает Дорит. "Папа ещё не рассказал мне сказку". Мать пожимает плечами. Движение обиды и беспомощности. Она сидит в низком кресле справа от Шани. Дорит шуршит раковинами и камнями. Примащивается в его шезлонге, давит на здоровую ногу Шани. Он чувствует тепло, исходящее от этого маленького тельца. Шани приподнимается, опирается на локоть и целует обнаженное плечо девочки. Вкус морской соли на его губах перемешивается со вкусом соли на теле девочки, детским потом и ветром. А он почему-то думает о лесе после дождя, где-то там, на севере Европы.
"Итак. Какой сегодня день?"- спрашивает он у Дорит.
"Шестой ", - отвечает девочка.
"В шестой день создал Бог человека. Не знал человек, что он отличается от зверей и скотов. Что глаза ему даны, чтобы видеть, уши - чтобы слышать, рот – чтобы есть, он только кормил животных в райском саду. Не знал человек, что и душа есть у него. Хорошо ему было в саду кормить животных и скотов. Так прошёл день, и настала ночь. Человек лежал один в райском саду. Небо было черным, деревья были черными, черными были и спящие, храпящие животные. Всё было черным. Тогда страх закрался в человека. Потому что он был так одинок в этой черноте, так мал и слаб и не мог позвать ни мамы, ни папы…"
"Потому, что не было у него", - замечает Дорит со всей серьёзностью.
"Правильно, не было у него", - отвечает Шани самым серьёзным тоном.
"А почему он не позвал Бога?", - спрашивает Дорит. Шани задумывается на минутку:
"Он не знал его имени. Тем временем человек чувствовал, что страх охватывает его, великий страх. Он чувствовал, что страха нет только в глазах, в ушах, во рту, в руках, что он не в теле, не в сердце, не во рту. Он знал, что страх – это душа. Тогда он встал, и побежал, чтобы убежать от своей души, а страх преследовал его. Его душа гналась за ним. Он бежал и бежал, и прибежал к крутой горе, она была покрыта ветками и корнями, камни перекатывались под ногами, и человек упал; перекатываясь вместе с камнями, он сломал ногу…".
"И его отвезли в больницу…" – пытается Дорит продолжить вдруг остановившуюся сказку.
"Нет", - протестует Шани. "В раю не было больницы. Человек лежал один всю ночь и чувствовал жуткую боль. Эта боль была не только в ноге. Боль не была только в теле. Боль была в том месте, где был страх. И тогда человек подумал, что душа и есть боль. Так он лежал и не мог двинуться, пока не взошло солнце. Вместе с ним в сад вошли великий свет и великая тишина. И боль человека немного утихла. Страх отступился от него. Над ним простирался небесный купол очень высокий и очень синий. Он лежал, смотрел в небо, но не мог двинуться. И вдруг он почувствовал, что великая радость поднимается от него к небу. Радость и тишина. Тогда-то и узнал человек, что душа – не только страх и боль. Что душа - это ещё и радость. Так он лежал один и чувствовал себя очень счастливым".
"А Ева?", - в страхе прозвенел голос Дорит. "Где была Ева?" "Ева?", - раздумывает Шани. "А её ещё не было, ещё не создали её. Только притча была".
"А почему?", - начинает Дорит.
"Хватит…", - прерывает мать, и в её голосе боль.
"Иди есть". Она ведёт девочку в дом. Она проходит мимо Шани. Она идёт медленно.
Шани остаётся один в длинном шезлонге. Далеко, в темноте вечера виден свет одиноко качающегося на волнах корабля. Небо тёмно-синее. Очень высокое. И Шани один.
В моём переводе
Окончание
Б
Дорит поднимается по белым ступенькам. Её руки полны ракушек и камней. Её светлые кудряшки, искорка буйного пламени Юли, почти прозрачны в сумеречном свете – цветок одуванчика на ветру. Говорить она начинает ещё на ступеньках. Её детский голос заполняет всё пространство:
"Один мальчик рассказал, что он был в Хайфе. По дороге стреляли. Много-много выстрелов! Может быть до самого большого числа. А один человек в автобусе, которого, как и папу, ранили в ногу, жутко кричал. Изо всех сил".
"Иди есть", - сказала мать Шани.
Но Дорит кончает свою фразу:
- А я сказала ему, что мой папа не кричал даже тогда, когда ему отрезали ногу, потому что он самый большой герой!".
"Иди есть!", - повторяет мать. И в её глазах блестит слеза, смешанная с жалостью, страхом, любовью и враждой по отношению к собственному сыну и девочке.
"Нет", - решает Дорит. "Папа ещё не рассказал мне сказку". Мать пожимает плечами. Движение обиды и беспомощности. Она сидит в низком кресле справа от Шани. Дорит шуршит раковинами и камнями. Примащивается в его шезлонге, давит на здоровую ногу Шани. Он чувствует тепло, исходящее от этого маленького тельца. Шани приподнимается, опирается на локоть и целует обнаженное плечо девочки. Вкус морской соли на его губах перемешивается со вкусом соли на теле девочки, детским потом и ветром. А он почему-то думает о лесе после дождя, где-то там, на севере Европы.
"Итак. Какой сегодня день?"- спрашивает он у Дорит.
"Шестой ", - отвечает девочка.
"В шестой день создал Бог человека. Не знал человек, что он отличается от зверей и скотов. Что глаза ему даны, чтобы видеть, уши - чтобы слышать, рот – чтобы есть, он только кормил животных в райском саду. Не знал человек, что и душа есть у него. Хорошо ему было в саду кормить животных и скотов. Так прошёл день, и настала ночь. Человек лежал один в райском саду. Небо было черным, деревья были черными, черными были и спящие, храпящие животные. Всё было черным. Тогда страх закрался в человека. Потому что он был так одинок в этой черноте, так мал и слаб и не мог позвать ни мамы, ни папы…"
"Потому, что не было у него", - замечает Дорит со всей серьёзностью.
"Правильно, не было у него", - отвечает Шани самым серьёзным тоном.
"А почему он не позвал Бога?", - спрашивает Дорит. Шани задумывается на минутку:
"Он не знал его имени. Тем временем человек чувствовал, что страх охватывает его, великий страх. Он чувствовал, что страха нет только в глазах, в ушах, во рту, в руках, что он не в теле, не в сердце, не во рту. Он знал, что страх – это душа. Тогда он встал, и побежал, чтобы убежать от своей души, а страх преследовал его. Его душа гналась за ним. Он бежал и бежал, и прибежал к крутой горе, она была покрыта ветками и корнями, камни перекатывались под ногами, и человек упал; перекатываясь вместе с камнями, он сломал ногу…".
"И его отвезли в больницу…" – пытается Дорит продолжить вдруг остановившуюся сказку.
"Нет", - протестует Шани. "В раю не было больницы. Человек лежал один всю ночь и чувствовал жуткую боль. Эта боль была не только в ноге. Боль не была только в теле. Боль была в том месте, где был страх. И тогда человек подумал, что душа и есть боль. Так он лежал и не мог двинуться, пока не взошло солнце. Вместе с ним в сад вошли великий свет и великая тишина. И боль человека немного утихла. Страх отступился от него. Над ним простирался небесный купол очень высокий и очень синий. Он лежал, смотрел в небо, но не мог двинуться. И вдруг он почувствовал, что великая радость поднимается от него к небу. Радость и тишина. Тогда-то и узнал человек, что душа – не только страх и боль. Что душа - это ещё и радость. Так он лежал один и чувствовал себя очень счастливым".
"А Ева?", - в страхе прозвенел голос Дорит. "Где была Ева?" "Ева?", - раздумывает Шани. "А её ещё не было, ещё не создали её. Только притча была".
"А почему?", - начинает Дорит.
"Хватит…", - прерывает мать, и в её голосе боль.
"Иди есть". Она ведёт девочку в дом. Она проходит мимо Шани. Она идёт медленно.
Шани остаётся один в длинном шезлонге. Далеко, в темноте вечера виден свет одиноко качающегося на волнах корабля. Небо тёмно-синее. Очень высокое. И Шани один.
Комментариев нет:
Отправить комментарий